«Рисунки животных»

Д.А. Яковлев (психолог, аспирант кафедры акмеологии и психологии профессиональной деятельности Российской академии государственной службы при президенте РФ) предлагает описание нового проективного теста, основанного на принципах, несколько отличных от общепринятых. Описание теста Стимульный материал теста представляет собой пять рисунков с изображением вымышленных существ неопределенного пола и возраста.

Инструкция для испытуемого: "Пожалуйста, рассмотрите внимательно эти рисунки. Попробуйте составить рассказ по каждому из них. Поскольку для выполнения этого задания необходимо проявить как можно больше фантазии, правильных или неправильных ответов нет. Вы можете рассказывать все, что считаете нужным."

Если испытуемый испытывает затруднения, необходимо повторить инструкцию, подчеркнув, что задание предназначено для выявления способности к воображению, фантазии и т.д.

Исследование можно проводить как в устном, так и в письменном виде. Мы, однако, полагаем, что письменная форма все же предпочтительнее: во-первых, в этом случае испытуемый получает лучшую возможность настроиться и сосредоточиться, во-вторых, вне всякого сомнения, письменный текст значительно удобнее анализировать.

Возможны три уровня интерпретации результатов:

1. Анализируются стилистические особенности рассказов, богатство/бедность словарного запаса, логичность и связность изложения и т.д. Культурный и интеллектуальный уровень испытуемого, оригинальность/стандартность мышления, богатство ассоциаций – все эти переменные могут быть также выявлены в соответствии с принципами, которые будут изложены ниже. Уже на этом этапе анализа в отдельных случаях могут быть диагностированы некоторые виды патологии мышления: резонерство, паралогичность, обстоятельность и пр.

2. Потребности испытуемого, его мотивы, установки и отношения, наличие и характер внутренних и внешних психологических конфликтов, механизмы психологической защиты – все эти феномены являются объектом анализа второго уровня. Следует отметить сразу, что интерпретация результатов данного теста не основана на предположении об идентификации испытуемого с персонажами рисунков, как это постулируется некоторыми авторами проективных тестов (ТАТ); таким образом, нами предложена принципиально новая схема выявления и анализа перечисленных выше переменных.

3. Нам представляется, что некоторые детерминанты, выявленные в тексте испытуемого, позволяют сделать вывод о наличии и степени выраженности в личности таких факторов, как "невротизм" и "психотизм". Третий уровень интерпретации результатов направлен на выявление этих факторов.

Тест предназначен для лиц в возрасте 16 лет и старше. Длительность проведения тестирования (письменная форма) – 1 час.

Первый уровень анализа результатов:

Безусловно, основным критерием анализа на этом уровне является интуиция психолога. Трудно дать какие-то рекомендации относительно того, в каком случае словарный запас является достаточным, а в каком – не вполне, не может быть также и четких инструкций о детерминантах, свидетельствующих о высоком либо низком культурном уровне испытуемого. Однако анализ подобного рода, несмотря на его безусловную субъективность, дает все же достаточно информации, игнорировать которую было бы легкомысленно.

По нашему мнению, богатый словарный запас, связный стиль изложения, четкое выражение своих мыслей, одним словом, все то, что делает текст интересным и хорошо читаемым с художественной точки зрения, – вот признаки, несомненно свидетельствующие о достаточно высоком интеллектуальном уровне испытуемого. Уместно здесь было бы сослаться на Г. Айзенка, который считал, что "знание родного языка связано с умственными способностями человека. В конечном счете, пополнение словарного запаса ограничивается скорее недостатком способностей, чем внешними причинами". Свидетельством же достаточно низкого интеллектуального уровня является бедность ассоциаций и опора при интерпретации предложенного стимульного материала на внешние признаки ("это существо похоже на…"). Конечно же, в данном случае речь не идет об оценке интеллекта в психометрическом смысле, и было бы странно говорить об этом, однако, как нам кажется, оценить уровень интеллекта в терминах "высокий", "выше среднего" или "средний" – вполне уместно.

Свидетельством оригинальности ассоциаций является наличие в тексте испытуемого образов, существенно отличных от общепринятых. Так, существо на рисунке 3 большинством испытуемых интерпретируется как "маленький дракон". Вне всякого сомнения, оригинальная характеристика этого рисунка как "простой мужик, вернувшийся из командировки", является свидетельством нестандартности мышления.

Диагностика патологии мышления основана на общепринятых в клинической психологии и психиатрии критериях.

Второй уровень анализа результатов:

Как уже было сказано выше, интерпретация результатов исследования не основана на предположении об идентификации испытуемого с "героем" стимульного материала. Несмотря на то что нами были получены экспериментальные данные, свидетельствующие о проекции некоторых личностных диспозиций испытуемых при восприятии и интерпретации стимульного материала (подробнее см. ниже), нам представляется, что было бы сильным упрощением считать, что "рассказ испытуемого, в сущности, это рассказ о нем самом", как это часто принято при работе с проективными тестами. Проекция, по нашему мнению, – это не только самоотождествление. При восприятии и интерпретации стимульного материала испытуемый может идентифицировать "героя" не только с самим собой, но и со значимым для него лицом (проекция как трансфер) либо приписать ему личностные качества, которыми он в действительности не обладает, но желал бы обладать (так называемая комплиментарная проекция).

Таким образом, проекция понимается нами не только как приписывание своих осознанных либо неосознаваемых качеств другим людям, но как способность, склонность и готовность индивида воспринимать и интерпретировать окружающий мир в соответствии с прошлым опытом и особенностями его личности, причем неструктурированный стимульный материал способствует актуализации этого процесса.

Таким образом, основными направлениями интерпретации второго уровня являются: 1) исследование "образа мира", реконструируемого испытуемым при выполнении задания; 2) анализ "характеров" персонажей и особенностей их отношений с другими; 3) анализ отношения автора к персонажам.

Как правило, испытуемые не ограничиваются (за исключением лиц с низким уровнем интеллектуального развития) простым приписыванием качеств персонажам рисунков. Чаще всего они склонны помещать их в некий "мир", в котором и происходят разнообразные события. Речь не идет о попытках логического объяснения "уродливости" персонажей (техногенная катастрофа, следствие мутаций, эксперименты ученых). На страницах рассказов зачастую разворачиваются увлекательнейшие события, – персонажи рисунков ведут между собой кровопролитные сражения или выступают как одна семья, в которой царит атмосфера дружбы и взаимопонимания. Как нам представляется, модель мира, конструируемая испытуемым, является отражением его действительного представления об окружающей его действительности.

"Основной темой" мы считаем повтор одного и того же сюжета более чем в двух рассказах. Как нам представляется, "основная тема" является отражением действительных переживаний индивида и понимается, таким образом, как проекция личного опыта испытуемого в рассказе. В ней могут отразиться фрустрация потребностей испытуемого, внутренние и внешние психологические конфликты и пр. Анализ "основной темы" требует, однако, крайней внимательности и осторожности. Так, забота о здоровье (проявляющаяся в рассказах часто как тема болезни персонажей) может свидетельствовать о наличии соматического заболевания у испытуемого; в то же время, это может говорить об ипохондрической настроенности индивида.

Третий уровень анализа результатов:

Как уже было сказано выше, это уровень интерпретации предполагает выявление в соответствии с определенными принципами уровня выраженности в личности таких факторов, как "невротизм" и "психотизм". Остановимся вначале на определении содержания этих факторов.

Фактор "невротизм" в целом совпадает с понятием невротической личности в клинической психологии и так называемой "малой" психиатрии. Кроме того, за основу представленного ниже описания был взят фактор, выделенный как ортогональный в моделях личности Г. Айзенка ("невротизм") и Р.Б. Кэттелла ("мобилизация энергии – невротическая регрессия") и в четырехуровневой модели личности В.М. Мельникова и Л.Т. Ямпольского.

Лица с высоким уровнем невротизма отличаются ситуативной и личностной тревожностью, стремлением избегать неудач и эмоциональной лабильностью. В реальной жизни их отличает неспособность наладить адекватные межличностные отношения, неуверенность в собственных силах и боязливость. Они чрезвычайно впечатлительны и ранимы, их представления о жизни часто основаны на уверенности в том, что они являются объектом агрессии со стороны более сильных. Себя они оценивают как слабых и беспомощных, для них весьма характерна неадекватно низкая самооценка.

Для таких лиц может быть характерно преувеличенное внимание к своему здоровью, в отдельных случаях достигающее уровня сверхценных идей. Многочисленные жалобы на самочувствие могут иметь реальную почву, однако не исключаются и ипохондрические включения.

Все эти особенности резко проявляются в ситуациях, требующих мобилизации сил и энергии. Даже незначительные конфликтные ситуации приводят к утяжелению и усложнению описанной выше симптоматики.

Лиц со слабой выраженностью в личности описываемого фактора отличают хорошая работоспособность, адекватное отношение к себе и другим, зрелые представления об окружающей действительности, отсутствие беспокойства по поводу межличностных отношений и уравновешенность.

Диагностическими критериями наличия высокого уровня невротизма являются следующие признаки:

- описание персонажей рисунков как слабых, нуждающихся в защите и опеке;

- представление их как объектов агрессии со стороны более сильных;

- наличие "основной темы", связанной с заботой о здоровье, сложными межличностными отношениями, планами, нереализованными по независящим от персонажей обстоятельствам и пр.

- страхи персонажей разного рода.

Описание фактора "психотизм" также основано на приведенных выше источниках (фактор "психотизм – нормальность" Г. Айзенка и "реализм – психотическая тенденция" Р.Б. Кэттелла; структурно-иерархическая модель личности В.М. Мельникова и Л.Т. Ямпольского).

Лиц с высоким уровнем психотизма характеризует аутизм и отгороженность от событий окружающей действительности. Их отличает "странное понимание обстановки, странности в логических операциях, своеобразные воззрения, а также манера выражаться". Можно сказать, что они живут по законам своего внутреннего мира и они, эти законы, кажутся им значительно более важными, чем общепринятые. "Подобная личность, – по словам Рональда Лейнга, – не может ощущать себя "вместе" c другими, "в своем доме" в мире, но, напротив, ощущает себя безнадежно одинокой и изолированной от других".

Их мысли, поступки и эмоции кажутся окружающим странными, что нисколько не угнетает таких лиц.

Мышление таких лиц характеризуется алогичностью и парадоксальностью. Вполне можно было бы сказать, что они склонны видеть в простом сложное и усложнять простое. Высказывая порой необычайно глубокие суждения по поводам, ставящим обычных людей в тупик, они с таким же успехом могут испытывать затруднения, решая, казалось бы, простейшие мыслительные задачи. В то же время они зачастую отличаются очень высоким уровнем творческого мышления, богатством воображения и фантазии.

Их эмоциональное реагирование так же парадоксально, как и мышление. Они могут поражать окружающих нелепыми, с точки зрения последних, реакциями. По незначительному, казалось бы, поводу они способны прийти в ярость, в равной степени они способны сохранять самообладание в ситуациях, ставящих других на грань нервного срыва. Кроме того, по мнению В.М. Мельникова и Л.Т. Ямпольского, в неструктурированных изображениях они склонны видеть "много угрожающих объектов". Их интересы отличаются своеобразием и интеллектуальной сложностью. Их волнуют проблемы метафизические, оставляющие равнодушными большинство людей и не имеющими, в общем-то, никакого отношения к повседневной жизни. "Известное выражение "primum vivere, deinde philosophari" ("сначала жить, а затем философствовать") оказывается у них трансформированным в положение "primum philosophari, deinde vivere".

Таких лиц отличает склонность к самоанализу, рефлексии и хорошо развитая способность к интроспекции.

Лица с низким уровнем психотизма характеризуются высокой степенью конформности. О них весьма справедливо сказано, что "они есть то, что есть их окружение". Их отличает отсутствие инициативы и самостоятельности в принятии решений. Мышление таких лиц отличается конкретностью и отсутствием оригинальности.

Свидетельством высокого уровня психотизма являются следующие признаки:

- оригинальные образы, сравнения и ассоциации;

- своебразная логика изложения;

- феномен "потока сознания";

- рассказы комментирующего характера;

- включение в рассказ самого себя;

- относительная независимость реакции испытуемого от стимула.

Под "потоком сознания" в данном контексте понимается изложение, лишенное сюжета в привычном смысле этого слова; испытуемый может делиться своими переживаниями, которые возникают у него при восприятии стимульного материала, рассказывать об образах, пришедших ему на ум и т.д.

В ходе выполнения задания испытуемый может также высказываться по поводу качества самого стимульного материала, выдвигать предположения относительно личности автора рисунков или рассуждать от его лица и т.д.

Необходимо учесть, что описываемые факторы, по мнению В.М. Мельникова и Л.Т. Ямпольского, часто не выступают обособленно, но сопутствуют друг другу (по их данным, уровень их взаимной корреляции составляет 0,570), что позволило им говорить о так называемом факторе психической нестабильности, объединяющем факторы невротизма и психотизма.

Анализ результатов апробации данного теста (подробнее об этом будет сказано ниже) позволил подтвердить, что эти факторы далеко не всегда можно выделить как отдельные и связи с этим нам кажется, что при интерпретации результатов исследования следует делать вывод о преимущественном наличии психотического или невротического компонента.

Представленные описания характеризуют лиц, находящихся на крайних полюсах континуума "наличие – отсутствие фактора". Чаще всего речь не идет о такой высокой степени выраженности описанных свойств. Представленные описания являются лишь моделями, которые должны быть использованы при интерпретации лишь в качестве ориентиров, дающих представление о личности испытуемого и демонстрирующие направления последующего диагностического поиска. Как нам представляется, интерпретация результатов исследования этого уровня позволяет лишь выдвинуть гипотезу о том или ином типе личности, которая должна быть подтверждена либо опровергнута при помощи других методов. Кроме того, выявление фактора "невротизм" или "психотизм" говорит не о наличии того или иного расстройства личности, но о невротической либо психотической готовности индивида.

В заключении необходимо отметить, что, по нашему мнению, представляемый тест ориентирован прежде всего на получение результатов третьего уровня интерпретации. Вне всякого сомнения, личностные конфликты, потребности особой значимости, особенности отношения к себе и другим могут и должны иметь свое отражение в рассказах испытуемых. Однако нам представляется, что основной задачей тестирования должно быть оценивание испытуемого с точки зрения наличия или отсутствия факторов невротизма и психотизма в соответствии с принципами, нами изложенными. Как нам кажется, речь может идти о выделении некоторых типов личности, обладающей определенными устойчивыми характерологическими особенностями. Насколько такое предположение верно – покажет дальнейший опыт применения теста.

Наивно было бы полагать, что данный диагностический метод позволяет сделать достоверные выводы о личности испытуемого в всей ее сложности и многогранности. Этот тест позволяет лишь выдвинуть некоторые предположения, нуждающиеся в дальнейшей проверке и ценность его, как и других проективных тестов, по нашему мнению, заключается в том, что результаты исследования часто дают возможность увидеть то, что обычно скрыто от психолога, анализирующего, в сущности, не личность испытуемого, но ничего не выражающие шкалы и баллы.

Апробация теста

Тест был апробирован на двух различных выборках: психически здоровые лица (студенты различных факультетов ОГУ) и больные, находящихся на лечении в Орловской областной психтатрической больнице.

Первая группа испытуемых насчитывала 104 человека. В том числе:
3 курс физико-математического факультета – 12 человек;
4 курс физико-математического факультета – 13 человек;
3 курс биолого-химического факультета – 19 человек;
1 курс факультета иностранных языков – 9 человек;
2 курс художественно-графического факультета – 26 человек;
2 курс исторического факультета – 25 человек.

Возрастной состав испытуемых:
17 лет – 9 человек;
18 лет – 44 человека;
19 лет – 29 человек;
20 лет – 16 человек;
21 год – 2 человека;
22 года – 2 человека;
24 года – 2 человека.

Тестирование проводилось в письменной форме. Анализ результатов исследования позволил выделить стандартные сюжеты и ассоциации, а также так называемые "особые феномены", наличие которых в тексте испытуемого свидетельствует о тех или иных его личностных особенностях.

Выяснилось, что подавляющее число испытуемых (более двух третей от общего их числа) склонны давать следующие "рациональные" объяснения "существования" представленных на рисунках существ (см. таблицу):

Далекое будущее (сюда можно отнести и мотивы техногенной катастрофы, изменившей облик живущих на Земле существ)	22 (21,15%)
Далекое прошлое ("когда на нашей планете не было людей")	26 (25%)
Эксперименты ученых-генетиков	6 (5,8%)
Сказочные мотивы ("в некотором царстве")	5 (4,8%)
"на далеком острове в океане" (этот сюжет имеет множество вариантов: "далеко в джунглях" и пр.)	6 (5,8%)

В то же время в рассказах других испытуемых (20 человек) отсутствовали попытки поместить персонажей рисунков в какой-либо "мир"; такие лица без каких-либо объяснений сразу же приступали к описанию рисунков.

Кроме того, необходимо отметить, что большинство испытуемых в описании отдельных рисунков руководствовались соображениями внешнего сходства персонажей с известными им животными. Таким образом, преобладал описательный подход в интерпретации стимульного материала ("это животное похоже на…").

Нами были проанализированы типичные оценки каждого из пяти рисунков (по материалам применения метода личностного дифференциала). Так, рисунок 1 подавляющим большинством испытуемых был охарактеризован как обаятельный, добросовестный, молчаливый, замкнутый, добрый, отзывчивый, справедливый, расслабленный, спокойный, дружелюбный, честный, невозмутимый. Рисунок 2: молчаливый, упрямый, несправедливый, уверенный. Рисунок 3: добросовестный, добрый, отзывчивый, справедливый, спокойный, дружелюбный, честный. Рисунок 4: сильный, молчаливый, упрямый, независимый, деятельный, решительный, энергичный, напряженный, уверенный, неискренний, самостоятельный. Рисунок 5: сильный, упрямый, эгоистичный, независимый, деятельный, черствый, решительный, энергичный, напряженный, враждебный, уверенный, неискренний, самостоятельный.

82 человека (78,8%) по каждому рисунку составляли отдельный рассказ; однако достаточно большое количество протестированных лиц объединяли свое повествование в один более или менее связный текст (22 человека или 21,2%).

Приведем пример типичного, с относительно сказанного выше, текста (О.Р., 17 лет, факультет иностранных языков):

Рисунок 1: На первом рисунке изображено животное, которое, по моему мнению, должно жить в огромном озере. На вид оно очень спокойное. Передвигается очень медленно. Я думаю, что когда-то очень давно жили люди на берегу моря. На разных поверхностях камней, на песке, они рисовали это животное. Они верили, что оно делает море спокойным. И когда море бушевало, они приходили на берег и просили его успокоить воду. Раз в году они устраивали праздник, и к изображению животного приносили всевозможные дары или фрукты, даже ракушки. И все жители радовались и жили спокойно и счастливо. Они никогда на него не обижались, всегда в него верили.

Рисунок 2: Второе животное живет среди скал. Днем оно прячется в пещеру, а ночью выходит добывать себе пищу. Оно может быть дружелюбным, но если его разозлить, может ударить своими длинными лапами. Передвигаясь, оно прыгает, иногда для поддержания равновесия оно упирается на передние лапы. Этими лапами оно может очень хорошо ловить рыбу в реке. Оно очень любит рыть землю и своим носом доставать червяков. Это животное может менять цвет, в зависимости от того, день это или ночь, от погоды, от окружающего места. У этих животных существует своя семья. Самки отличаются от самцов. На рисунке изображен самец, он отличается от самок шишечкой на голове.

Рисунок 3: Это животное выглядит безобидным. По его виду я могу сказать, что оно живет в горной местности, но возле воды. Оно имеет удобные лапы, чтоб переплывать воду. Его тело покрыто перьями серого цвета, которые быстро сохнут, что позволяет ему быстро взлететь, махая своими крыльями. Оно очень любит есть плоды горных деревьев, а также морские водоросли. Можно сказать, что это – очень красивое животное, его голову украшают мощные рога, но иногда они ему мешают.

Рисунок 4: Это животное живет в лесу. Оно имеет оперение, которое окрашено в разные цвета. Это позволяет ему быть незамеченным. Оно хорошо цепляется своими когтями за ветки, может передвигаться по деревьям. Это животное обладает хорошим слухом, это видно по его большим ушам. Оно очень хитрое, никогда не дает себя обидеть, всегда может за себя постоять. Оно издает очень противные крики, которых боятся почти все животные леса.

Рисунок 5: Пятый зверь самый агрессивный. Он живет в лесу. Это животное держит в страхе весь лес. Своим мощным хвостом оно может с одного удара убить. Это животное быстро бегает. Издает ужасающий звук, который похож на что-то среднее между рычанием и шипением. Чаще всего оно издает этот звук, перед тем как убить свою жертву. Больше всего оно проявляет свою агрессию ночью. Это ночное животное. Его лапы имеют когти, Оно может прыгать также по деревьям. У него очень крепкие зубы, поэтому свою жертву оно сначала своими клыками кусает, а потом проглатывает.

Стереотипность ассоциаций, стандартность сюжетных ходов, конкретно-описательный стиль изложения и, наконец, очевидная бедность словарного запаса – все это свидетельство, по всей видимости, достаточно низкого культурного и интеллектуального уровня испытуемой.

Этот текст не имеет смысла анализировать на более высоком уровне: его отличают крайняя стереотипность и бессодержательность. Справедливо было бы сказать, что он совершенно безлик; впрочем, вполне возможно, что это является свидетельством не только особенностей мышления испытуемой, но и характеристикой ее личности.

Нельзя исключать, что рассказы подобного рода могут быть написаны лицами с высоким уровнем алекситимии, которая определяется как "сниженная способность к вербализации эмоциональных состояний". Таких индивидов отличают, кроме трудности в описании своих эмоциональных переживаний, бедность фантазии и воображения и фокусированность скорее на внешних событиях, чем на внутренних переживаниях.

Интересны результаты исследования, проведенного в НИИ им. В.М. Бехтерева в ходе адаптации Торонтсткой алекситимической шкалы. Так, было показано, что средние оценки, получаемые здоровыми лицами по данному тесту, значительно отличаются от средних больных с психосоматическими расстройствами и больных неврозами (59,3 против 72,09 и 70,1 соответственно).

Таким образом, как нам кажется, было бы вполне справедливым предположить, что рассказы, подобные приведенному выше, могут быть написаны лицами, обладающими не только определенными особенностями интеллекта, но и свободными от разного рода невротических переживаний.

К "особым феноменам", отличающим рассказы отдельных испытуемых, мы относим:
- рассказы, написанные от первого лица;
- рассказы комментирующего характера;
- необычные ассоциации;
- включение в рассказ фигуры самого автора;
- замечания личного характера.

Рассказ от лица изображенного на рисунке существа – феномен, встретившийся нам при анализе протоколов исследования этой группы испытуемых только в 4,8% случаев. По нашему мнению, подобные рассказы говорят в пользу гипотезы об прямой идентификации испытуемого с персонажем рисунка.

Под рассказами комментирующего характера мы подразумеваем тексты испытуемых (3,8%), в которых они склонны были рассуждать о, например, гипотетическом авторе рисунков, рассматривать предложенный стимульный материал с точки зрения его художественной ценности и т.д.

По нашему мнению, это свидетельствует о негативном отношении к исследованию и нежелании раскрывать в рассказе свой внутренний мир.

Необычные ассоциации – это, как уже было сказано, ассоциации, отличные от часто встречающихся, популярных. Сказанное относится не только к характеристикам персонажей рисунков, но и к сюжетным ходам, общему ходу повествования, "образу мира" и т.д. В той или иной степени к этой категории, по нашему мнению, можно отнести приблизительно 20% рассказов.

Хорошим примером, иллюстрирующим сказанное, является следующий рассказ, написанный испытуемым А.Х., 21 года, (факультет филологии) к рисунку 3:
Темный лес. Идут двое. Один – высокого роста, другой – едва достает ему до колена. Оба в серых плащах. Глаза маленького горят желтым огнем.
Ну, вот и пришли, - сказал он, входя на круглую поляну.
Зачем я тебе нужен? – спросил его спутник.
Твоя мать приняла христианство в Византии. Но я думаю, ты помнишь, сколько добра сделал тебе лесной народ, – птичьи лапки существа крепко обхватили бревно, - мой правитель Волос просил тебе передать, что предательство чревато…
Не надо мне угрожать!
Ну что ж, ты уже большой, княжич.
Придя домой, княжич подумал о своем разговоре с лешим и решил, что со старыми богами ссориться невыгодно. Не помогло. В 988 крестили Русь-матушку.Разумеется, эта цифра весьма условна; в некотором смысле подобным образом можно оценить практически любой протокол исследования, который не отличается конкретно-описательным характером изложения.

Так, при анализе сюжетов рассказов нам встретились следующие, отличающиеся от стандартных мотивы:
- "в детстве я слышал сказку…" (испытуемый подает изложение как сказочное повествование);
- "зоопарк" (представление персонажей как живущих в зоопарке, в котором "побывал" автор);
- рассказ о якобы виденном сне, в котором фигурируют представленные на рисунках существа.

Последний феномен необходимо обсудить особо. Так, тема сна может встречаться в рассказах и в другой форме: испытуемый тем или иным образом интерпретирует содержание стимульного материала, а затем заканчивает рассказ такими, например, словами: "на самом деле мне это все приснилось". Как нам кажется, это может быть связано с определенного рода защитными реакциями испытуемого по поводу факта исследования.

Кроме того, в рассказах части испытуемых содержатся некоторые замечания личного характера, выходящие за рамки интерпретации стимульного материала. Таков рассказ испытуемой Л., 18 лет, (художественно-графический факультет) к рисунку 3:
Этот похож на тупого рогатого мужа. Так бы я себе представила своего мужа, если бы изменила ему, даже если бы он выглядел совсем не так, потому что мог бы об этом и не знать.

Достаточно редким в данной выборке было включение испытуемым в рассказ самого себя. В приведенном ниже рассказе к рисунку 5 сочетается, по всей видимости, явление проекции как переноса и этот интересный феномен (испытуемая Н., 18 лет, исторический факультет):
В нашем университете есть очень красивая девушка. Это какая-то дьявольская красота. Все просто с ума сходили от нее. Но вскоре начались непонятные убийства. Ясно было, что убивало какое-то животное. Я знаю одну вещь, которой никто не поверит. Убийца – она! Она по ночам превращается в кошку со змеиной головой и убивает своих жертв. Я видела ее взгляд – это взгляд зверя, но не человека. Но мне никто не поверит, так как подумают, что я ей завидую.

(Не анализируя подробно этого рассказа, отметим, что мотивом этого его, что почти несомненно, является зависть к какому-то конкретному лицу, на что достаточно прямо указывают слова самого автора.)

В заключении нам хотелось бы проанализировать несколько наиболее интересных протоколов исследования, преследуя две цели: во-первых, продемонстрировать примеры наличия в рассказах "особых феноменов" и, во-вторых, показать на практике, как, согласно уже изложенным принципам, могут интерпретироваться тексты испытуемых.

Испытуемый Н., 18 лет, исторический факультет:
Рисунок 1: Жил да был веселый Путч, походил на братьев своих. Но одно в нем было, отличавшее его от других собратьев: он мыслил, как человек. И не мог он смириться с карой своей, пошел искать справедливости. Полз ночь и день, день и ночь и наоборот. Приполз на священную гору Араликс (священная гора у жителей подземелья) и умер. И воплотилось в нем все живое, разумное, и взглянул я сейчас на это и понял: мир жив, пока есть такие герои.
Рисунок 2: Образ народившегося ребенка. Вроде бы еще не понявшего слов, идей, горя и счастья. Но он заранее знает свое предназначение: смерть. И распнем его мы, вы, они, я, ты, и будем грешны вечно. Я понял это по глазам, кричащим о спасении; нет, не его,-нас.
Рисунок 3: "Новогодняя игрушка, лежащая на чердаке". Маленький мальчик, сидя на полу, осматривал помещение. Это был темный, мертвый, пыльный чердак, обреченный на разложение и смерть. Наступал …год. Родители давно уже умерли, его воспитывала обреченность. Он поклялся, что будет жить во имя себя. Он учился быть добрым, вежливым, хорошим. Но он был одинок и счастлив этим. На рисунке – нет, не мальчик, нет, не игрушка, так и не висевшая с тех пор на новогодней елке. Это – обреченность.
Рисунок 4: Каждый день – один и тот же сон, я вижу его постоянно. Это меня пугает, я не могу больше спать, это сводит меня с ума. Но нет, нужно успокоиться, пойти прогуляться. Такая хорошая погода: дождь, слякоть, снег, солнце, холодно и тепло одновременно. Такой погоды уже не было давно. Жаль, что сейчас не мой день рождения – это был бы самый лучший подарок. Меня повсюду преследует этот сон, ужасный сон. Где бы я ни был, что бы я ни делал. Все мои нервы на пределе, руки кричат от неспособности задушить себя, глаза неспособны понять окружающие предметы. Я стал недееспособен, бесполезен, как прогнившее железо. О, пусть мне снится этот сон вечно.
Рисунок 5: Это – жизнь и смерть, это – добро и зло, это – горе и счастье, слитые воедино. Это – грань для человека, грань, которая живет с ним постоянно. Больше добавить нечего. Просто этот рисунок невозможен.

Строго говоря, только рассказ по первому рисунку имеет связь со стимулом, впрочем, весьма плохо просматриваемую. Остальные представляют собой цепь эмоционально нагруженных ассоциаций.

По всей видимости, анализ этого протокола следует начать (отметив высокий интеллектуальный уровень испытуемого) с анализа "образа мира". Окружающая действительность представляется испытуемому загадочным, недоступной для понимания и потому враждебной по отношению к нему. Повторяющиеся темы смерти, безысходности, "обреченности", как называет это сам испытуемый, свидетельствуют о соответствующем отношении к окружающему миру и, возможно, о суицидальной настроенности (последнее утверждение, впрочем, нуждается в подтверждении).

Создается впечатление, что рассказы написаны на одном дыхании, без какого-то предварительного обдумывания, что, возможно, является следствием таких качеств испытуемого, как импульсивность и эмоциональная нестабильность.

Обилие оригинальных ассоциаций, некоторая алогичность изложения, аффективная окрашенность рассказов позволяет отнести испытуемого к категории лиц с высоким уровнем психотизма.

Испытуемая Б., 18 лет, исторический факультет:
Рисунок 2: Я думаю о том, что будет со мной после смерти, неужели я уже никого никогда не увижу; наверное, будет темнота. Интересно, если душа есть, то я смогу немного побыть с тем, кого люблю. Мне страшно, а если это не так? Что-то очень тяжелое давит на грудь, я не могу нормально дышать, и вот, наконец, какая-то пещера и застывшие, с глазами, полными слез, вокруг какие-то маски.
Рисунок 3: Сейчас осень, для меня это – самое печальное время года, как и для многих других и если рядом нет поддержки, то вообще не хочется жить. Очень сильный ветер, я – в поле неопределенного цвета, в депрессивном состоянии, в белом одеянии. Через поле – хвойный лес, в котором должно быть тепло и мягко, там можно даже спать на теплой хвое. Так грустно и лень идти до этого леса. И еще – у меня скоро день рождения, который я ненавижу, и в этот день я никого не хочу видеть, хочу придти в этот лес, сюда сесть под ель и будет тепло, тихо и медленно пойдет снег с дождем, я просижу здесь всю ночь, пока не решу, чем жить дальше.
Рисунок 4: Это – кладбище, очень неприятное место, начало зимы, оттепель, и вокруг – черные деревья; нет, это, скорее всего, уже весна, но снег еще лежит, такая слякоть, и земля на свежих могилах постепенно оседает. Деревья черные-черные и кора их мокрая, а на ветвях – вороны, серые и противные. Внутри все скрипит и визжит, никогда не ходите весной на кладбище – там можно заблудиться.
Рисунок 5: Совершенно другие ассоциации: я полна высокомерия, мне весело, я горжусь собой и чувствую необыкновенную уверенность во всех своих поступках.

Обращает на себя внимание обилие "особых феноменов": включение испытуемой в рассказ самой себя, оторванность рассказов от содержания стимульного материала (текст представляет собой цепь сложных, аффективно окрашенных ассоциаций), нетривиальный стиль изложения и пр., что, несомненно, указывает как на оригинальность мышления испытуемой, так и на высокий уровень психотизма.

В то же время депрессивные мотивы в рассказе и некоторые другие особенности (например, страхи) указывают на наличие невротических отклонений, которые выражаются в потребности в поддержке, неуверенности в себе и тревожности. В то же время диссонанс между рассказом к пятому рисунку и остальными является, вероятно, свидетельством эмоциональной неустойчивости испытуемой.

Таким образом, как нам кажется, в личности испытуемой сочетаются черты невротического и психотического плана.

Испытуемый Н.С., 17 лет, факультет иностранных языков:
Боже мой! Неужели это я? Я всю жизнь мечтал им стать, и вот… я им стал. Хотя все было непросто. Даже очень непросто. Неужели они все такие и я стану таким? Нет, уже стал, разве не видно? Все надо мной потешались, говорили: "слабак", но теперь они все подо мной и молчат. Они только догадываются, кто я на самом деле. Они даже не подозревают, что были правы. А если меня кто-то увидит, сейчас… Все это случилось случайно. Я не имею права повелевать судьбами других. Или имею? Ведь я хотел им стать, и я им стал, пусть случайно. Ведь известно, что великим везет. Не везет неудачникам и нищим, а мне повезло. Но если я все-таки имею право, почему я не могу его использовать? Да, такое тоже бывает. Но почему со мной? Может, надо слушаться жену. Пусть она и не красавица, но она добилась всего сама, своими руками, своим умом, своей хитростью. До сих пор не понимаю, за что я – вершитель судеб, женился на ней, на какой крючок она меня поймала, а если так. То из ее лап не вырваться. Она грызет меня заживо. Сначала загипнотизирует умопомрачительным взглядом. Ах, ее глаза, ее глаза! Потом подойдет поближе, окутает своим хвостом, чтобы не убежал, да я и не убегу, и – раз… меня уже нет. И мои не самые большие рога будут висеть в усыпальнице с рогами "великих". Я этого не достоин. А почему? Да хотя бы потому, что после меня ничего не останется. Меня никто не вспомнит. А если и вспомнит, то не за хорошее. А почему не за хорошее, если я не делаю зла? Хотя бездействие - это тоже зло, только хорошо замаскированное. Если не делаешь ты, то это сделают за тебя. Но если это возможно, я же знаю, кто все делает за меня… Но он сильнее меня. А почему он не займет мое место? Потому что он и умнее меня. Но если я знаю это, то я что-то могу. Нет, вдвоем они непобедимы. Они уже назначили час моей смерти и смерти моих детей. Пожалеют они моих детей? И да, и нет. Она – мать-убийца. Она робот-автомат по реализации своих гнусных, нужных только для нее идей. Он мудрее и умнее ее. Он следит за ней. А значит, моих детей пожалеет он. Иначе они оба упадут вниз. Внизу не проживешь, я это знаю. Но я ведь не могу этого знать, я правлю низами или они мной? Ответ на этот вопрос знает только он. Он чувствует все происходящее своим рогом – продолжением своей сути, своего интеллекта, своей плоти, своего существа. Придет время, когда им придется сразиться. И каждому выиграть будет невозможно. Потому что, кому отдать победу – решают не они, победу присуждают выше. И я тоже их порождение. Но единственное, что у них осталось – это право выбора победителя. Победит не сильнейший, я понравившийся. Но кому они нравятся? Возможно, только мне, они живут за счет меня, а я – нет. Они – как паразиты, сосут мою власть. Сосут уже долго, постепенно понимая, что мне конец. Дети меня не пожалеют, зачем им отец и мать? Зачем они нужны друг другу? Знают только они. Они хорошо дополняют друг дружку. Третий будет лишний. Зачем магическому хрустальному шару мох, хотел бы я знать. До хрустального шара им еще далеко. Их тоже двое, как и тех. Возможно, если им хватит времени, они все смогут, все преодолеют. Они, если им повезет, как мне, если бы везение передавалось по наследству, переживут моих убийц. В этом смысл оставшейся моей жизни. Но зачем это нужно? Ведь, пережив одних, они будут паразитами другого, возможно, такого же, как и я. Слабого и беспомощного. Ведь все это, в конце концов, - сон. Завтра, какое завтра, уже сейчас, нужно идти на работу. Кто, если не я, будет мести городские тротуары?

Анализировать этот текст крайне сложно, настолько он поражает оригинальностью подхода и своеобразной логикой изложения, граничащей временами с паралогичностью, поэтому анализ его вряд ли может быть продуктивен.

Наиболее ярко, кроме черт, характерных для рассказов лиц с высокой степенью выраженности психотизма, выступает тема ущербности и неполноценности, которая выступает в тексте настолько явственно, что почти не остается сомнений о том, что комплекс неполноценности является доминирующей чертой личности испытуемого. Однако, как следует из рассказа, эти чувства преодолеваются – иногда успешно, иногда нет; впрочем, можно предположить, что рассказ является отражением аутистических фантазий, не имеющих ничего общего с реальным поведением испытуемого. Мир представляется испытуемому ареной борьбы за существование, в которой зачастую успех сопутствует не сильнейшему, но более удачливому (внешний локус контроля).

Ниже представлены результаты анализа текстов испытуемых этой выборки:

Феномены, встречающиеся в рассказах испытуемых	Количество
отдельные рассказы по каждому из 5 рисунков	82 (21,2%)
рассказ от лица изображенного на рисунке существа	5 (4,8%)
прямое отождествление с человеком	4 (3,8%)
аффективно окрашенные рассказы	6 (5,8%)
общий рассказ по всем рисункам	22 (21,2%)
высказывания личного характера	6 (5,8%)
необычные ассоциации	7(6,7%)
отказ	1 (0,96%)
присвоение изображенным на рисунках персонажам имен собственных	19 (18,3%)

На этом мы завершаем анализ результатов, полученных на этой выборке, переходя к обсуждению особенностей применения рассматриваемого теста для работы с психически больными.

Вторая группа испытуемых составила 31 человек. Среди них:
- больных различными формами шизофрении: 9 человек;
- органические поражения центральной нервной системы различного генеза: 4 человека;
- психопатии различных типов: 6 человек;
- олигофрения: 1 человек;
- неврозы и невротические состояния: 9 человек;
- эпилептиформный синдром: 1 человек;
- неустановленный диагноз: 1 человек.

Результаты исследования больных шизофренией:

Исследование больных различными формами шизофрении при помощи данного теста имело свои особенности. Во-первых, необходимо отметить, что в силу своеобразия данной категории больных интерпретация результатов теста второго и третьего уровня практически не проводилась. Однако тест явился достаточно действенным инструментом диагностики характерных нарушений мышления, наблюдаемых при шизофрении. Так, в тестах испытуемых достаточно ярко были выражены паралогичность, соскальзывания, резонерство и другие формы патологии мышления. Следующий протокол исследования является весьма репрезентативным примером, иллюстрирующим вышесказанное:
Больная О., 1955 года рождения, диагноз: шизофрения приступообразно-прогредиентного типа: В лесу. Мы гуляли летом прошлого года по лесу – прекрасному, загадочному. Мы шли по тропинке, вышли к сосновому бору. Затем наша прогулка продолжилась. Сыну и мне такая прогулка понравилась: тишина, ароматный воздух и т.д. И вдруг слышу я голос моего сына: "Мама, смотри", - и показал на дерево; я глянула – сова, филин. Мы надолго запомнили эту прогулку. Я пришла домой и сочинила маленький стишок: Ах, этот запах в лесу чудный,
Березы, липы, сосны в ряд.
И мы гуляем с тобой молча,
Глаза лишь говорят.
Природа дарит все нам краски:
И зелень трав,
И неба синеву,
И белые ромашки,
Сирени красоту.

Рассказ написан по третьему рисунку. Однако только лишь упоминание о "сове, филине" указывает нам на характер стимульного материала, в остальном он от него полностью оторван. Мы уже указывали на отсутствие связи со стимулом как на один из основных признаков наличия психотизма. Однако, если в этом случае это становится, если можно так сказать, одним из художественных приемов таких испытуемых, то творчество шизофреников носит формальный, выхолощенный характер.

В некоторых случаях в рассказах этой категории больных можно встретить элементы бредовых систем; так, больная С., 1943 года рождения, шизофрения приступообразно-прогредиентного типа, бредовый синдром, в рассказах практически по всем рисункам упоминает о "сигналах из космоса", принимаемых персонажами рисунков. Из анамнеза, однако, известно, что одной из существенных особенностей ее бреда являлось убеждение в том, что родственники "воздействуют" на нее "особого рода энергией, получаемой ими из космоса".

В некоторых случаях исследование больных было крайне малопродуктивно.

Больной К., 1948 года рождения, диагноз: шизофрения непрерывно-прогредиентного типа, выслушав инструкцию, с энтузиазмом принимается описывать рисунки, однако почти сразу же сбивается на рассказ о себе, перемежающиеся настойчивыми просьбами "определить его характер". После напоминания инструкции снова приступает к выполнению задания. Описывая рисунок 2, он сообщает, что изображенное существо "похоже на динозавра", тут же пытается пересказать содержание прочитанной им когда-то книги "о кайнозойской эре", но не может вспомнить даже ее название, беспокоится, говорит о том, что "это очень важно", после настойчивых просьб снова возвращается к выполнению задания, но ненадолго и т.д.

Таким образом, при исследовании больных шизофренией на передний план выступают патологические особенности их мышления; в целом использование данного теста для работы с этой категорией больных представляется нам бесперспективным.

Результаты исследования больных с органическими поражениями центральной нервной системы:

Эти больные отличались от остальных тем, что хуже всех справлялись с заданием. Рассказы их не просто носили конкретно-описательный характер, зачастую они испытывали настолько сильные затруднения в интерпретации предложенных рисунков, что в некоторых случаях исследование приходилось прерывать, не закончив. Однако их отказы от работы не носили, как можно было бы предположить в аналогичных случаях относительно здоровых испытуемых, характера защитных реакций; вне всякого сомнения, это было обусловлено особенностями их заболевания (что проявлялось в неспособности концентрировать внимание, жалобах на усталость и пр.).

Исследование больных неврозами и психопатиями:

Не будет преувеличением сказать, что работа с этими больными была наиболее продуктивна и интересна.

Как правило, больные различного рода неврозами значительно эмоциональнее реагировали как на саму процедуру тестирования, так и чаще, в сравнении с другими больными (сходные феномены наблюдались только у психопатов), включали в свои рассказы аффективно окрашенные детали. Достаточно часто тестирование провоцировало их на спонтанный рассказ о себе и своих болезненных переживаниях; с другой стороны, некоторые больные, выходя за рамки инструкции, сопровождали свои рассказы общими замечаниями, касающимися их взглядов на жизнь и т.д. Больная Б., 27 лет, неврозоподобное состояние, описывая рисунок 2 ("грустный, одинокий, его, наверное, никто не любит"), добавляет: "в жизни вообще так: одни нападают, другие защищаются, одним везет, другим – нет".

Нередко, как уже было сказано, в рассказах таких больных присутствовала тема фрустрации потребностей, выраженная часто в символической форме. Так, больной О., 23 лет, затянувшаяся субдепрессия, описал рисунок 1 как "гусеницу, стремящуюся превратиться в бабочку, которой что-то мешает".

Чаще, чем другие больные, а, тем более, здоровые, невротики интерпретировали персонажей рисунков как "угнетаемых", "слабых", "одиноких", "печальных", "непохожих на других". Даже если в их рассказах и фигурировали "сильные" и "агрессивные" персонажи, они неизменно понимались как источники агрессии по отношению к "слабым".

Во всех рассказах больных неврозами обнаруживались следующие особенности:
- яркая аффективная окрашенность рассказов;
- преобладание темы борьбы "сильных" и "слабых", причем "герои", охарактеризованные как слабые, как правило, будучи объектами агрессии, терпят поражение;
- характеристики персонажей как "покорных", "одиноких", "беззащитных";
- присутствие в рассказах темы фрустрации различных потребностей.

Tаким образом, основной темой в рассказах этих больных являлось противоборство "сильных" и "слабых", причем из эмоционального отношения больных к персонажам становится ясно, что себя больные отождествляли с "беззащитными" и "угнетаемыми".

Рассказы больных различными формами психопатии в целом не отличались от рассказов невротиков: отмечалась та же живая реакция на процедуру тестирования, рассказы также отличались аффективной окрашенностью. Однако, в отличие от больных неврозами, эти больные, как правило, наполняли свои рассказы многочисленными упоминаниями о "вражде", "борьбе", "нападении". Повествования таких больных изобиловали эпизодами агрессии и деструкции: герои рисунков "нападают на других", "пожирают людей", "мстят за обиды" и т.д. Показателен в этом отношении рассказ по рисунку 5 больного А., 20 лет, психопатия истеро-возбудимого круга:
В Аиде жил носитель смерти – Лезмей, который в 1000 лет выходил на землю грешную, сбрасывая цепи, так как был закован и забирал людей, то есть, очищал землю от неверных. Он символизирует зло и непокорность. Он – вездесущий и потому он все видит и бывает там, где это необходимо. Он непокорен, не подчиняется чужому влиянию и поэтому он одинок и из-за этого всеми брошенный в бездну. Но он умен, коварен и жесток по отношению ко всем, особенно к женщинам, так как много тысяч лет назад из-за так называемого слабого пола пострадал и поэтому он – одиночка, изгой, но очень ранимый и в то же время жестокий. Но он снова будет низвергнут в Аид и прикован многопудовыми цепями. Так как все грешат, а за грехи надо платить, каждый должен получить то, что он заслуживает.

Этот рассказ больной завершил словами: "Я такой же, как он", имея в виду описываемого персонажа этого рисунка.

Из анамнеза известно, что больного отличает раздражительность, конфликтность, агрессивность и неадекватно высокая самооценка. Интересно, что приблизительно за год до момента обследования он пытался совершить самоубийство после конфликта с девушкой; вероятно, с тех пор сформировалось устойчивое негативное отношения к женщинам, что косвенно отражается в тексте.

Тема агрессии, как уже было отмечено выше, часто встречалась и в рассказах больных неврозами. Однако часто складывается впечатление, что невротики идентифицировали себя скорее с жертвами агрессии, в то время как больные психопатией – с агрессором; кроме того, в рассказах последних преобладала агрессия физическая, но не вербальная. Если в рассказах невротиков "героев" "обижают", то здесь их "пожирают" и "истребляют", если в первом случае преобладали мотивы избегания борьбы, то рассказы психопатов изобиловали сценами сражений и кровопролитных битв не на жизнь, а на смерть. Показательна в этом отношении следующая фраза больного Б., 20 лет, психопатия возбудимого круга: "И не было бы этому конца, пока другое существо не завелось на окраине этой страны, причем оно было куда безобразнее и страшнее предыдущего, и столкновение обоих привело к неминуемой гибели и самих их, и всего окружающего".

Таким образом, наиболее существенными особенностями рассказов больных психопатией являлась эмоциональная напряженность повествования и преобладание темы грубой физической агрессии, приводящей к смерти, разрушениям и т.д.

Нужно отметить, что феномены, встречавшиеся нам в рассказах психически больных испытуемых, никогда не обнаруживались в выборке здоровых лиц. Это касается, прежде всего, феноменов, отмеченных нами в рассказах больных различными формами неврозов и психопатов, о которых уже было сказано выше. В то же время нельзя не отметить, что среди здоровых лиц нам встретились те, что были отнесены нами к группе лиц с высоким уровнем невротизма (3 человека) и психотизма (4 человека).

Хочется, однако, напомнить, что мы не в коем случае не отождествляем наличие подобных особенностей с каким бы то ни было психическим расстройством.

Подводя итог обсуждения результатов апробации данного теста в клинике, еще раз необходимо отметить, что наиболее перспективным нам представляется его применение для работы, главным образом, с больными неврозами и психопатиями. Исследование больных шизофренией, как уже указывалось, часто непродуктивно; и, несмотря на то, что в некоторых случаях тест позволяет диагностировать некоторые виды нарушения мышления, характерные для этих больных, это вряд ли можно считать основанием для подобного его использования: во-первых, для этой цели существуют значительно более действенные методики (например, "Классификация", "Исключение лишнего" и др.), во-вторых, этот тест, будучи проективным, предназначен все же не для этого.

В равной степени тест мало пригоден как проективный для работы с олигофренами и больными с органическими поражениями ЦНС: их рассказы, в силу особенностей заболевания, крайне скудны и не представляют ничего собой ничего интересного с точки зрения глубокой интерпретации, на которую, в сущности, этот тест и ориентирован.

Необходимо сказать несколько слов о перспективах использования данного теста.

Как становится ясно из вышеизложенного, в создании его мы руководствовались принципами, несколько отличными от общепринятых. Основным мотивом этого было стремление насколько, насколько это возможно, избежать субъективизма интерпретации результатов, характерного для проективных методов исследования личности. Удалось это или нет – судить сложно. Мы, однако, полагаем, что конструирование и использование новых проективных тестов должно строится на этих принципах.

В связи с этим нам представляется весьма перспективным создание действенных методов анализа текста испытуемого, который должен быть направлен на нахождение некоторых детерминативов, анализ которых обладал бы диагностической ценностью и позволял бы дифференцировать испытуемых в соответствии со степенью выраженности факторов "невротизм" и "психотизм". Думается, что методом, позволяющим выполнить эту задачу, может стать контент-анализ большого количества протоколов на репрезентативной выборке.

Кроме того, до сих пор неясна конструктная валидность представленного теста (впрочем, нами уже сделаны определенные шаги в этом направлении – верификация теоретических концептов, положенных в основу метода), без определения которой вряд ли уместно говорить о широком его применении.

Тем не менее, мы полагаем, что уже выполненная работа позволяет говорить о том, что данный тест может занять место в арсенале методов диагностики личности.

Источник:

Яковлев Д. А. Апробация проективного теста "Рисунки животных" // Журнал практической психологии и психоанализа.-№3.-2000
(http://psyjournal.ru/j3p/pap.php?id=20000309)